настороженно ответил Гаор и, оглядевшись, пошёл к кустам.

Окрика не последовало. Ему дали уйти из поля хозяйского зрения и не торопили с возвращением. Ладно, посмотрим, что дальше будет. Ворохнулась надежда, что, может, и обойдётся. Всё-таки… аггел, ведь он хочет жить, выжить, а если придётся отбиваться, то это смерть, да, сейчас он никого за собой не потянет, он даже не знает, есть ли у этого… капитана ещё рабы, так что о вполне вероятном дегфеде можно не думать, но… Гаор ещё раз, словно напоследок, вдохнул пряно щекочущую ноздри смесь весенних лесных запахов и повернул обратно, к фургончику, к хозяйскому приказу.

Мысль, что новокупленный раб попытается сбежать, даже не пришла Ридургу в голову. Как бы ни поехала у раба крыша, невозможность побега слишком очевидна. Несводимое клеймо и неснимаемый ошейник исключают любую возможность скрыться, а укрывательство беглого раба приравнено к присвоению чужого имущества с особо отягощающими обстоятельствами. Когда-то за кражу раба карали как за конокрадство, теперь строже, чем за любую кражу, и угроза самому попасть в ошейник удерживает от подобного самых отчаянных уголовников. Любой срок можно отбыть или попасть под амнистию, а ошейник не снимается. Поэтому Ридург спокойно ждал, куря и наслаждаясь безмятежным весенним пейзажем.

Подойдя к фургончику, Гаор остановился в трёх шагах от хозяина, настороженно ожидая дальнейшего развития событий.

Ридург увидел уже вполне живые, напряжённо прищуренные глаза, ещё бледное, неподвижное, но не безучастное лицо и улыбнулся. Надо же, ожил. Что значит, армейская выучка и фронтовая закалка. Ну, перейдём к положенным процедурам.

— Очухался.

Это не было вопросом, и Гаор промолчал, ожидая дальнейшего. Хозяин щелчком отбросил в проблескивающую среди травы лужицу окурок и подошёл вплотную. Гаор напрягся, ожидая положенного удара. Его ударили вполне ощутимо, но явно не в полную силу. Он молча принял удар, даже не качнув головой.

— Этого тебе достаточно? — насмешливо спросил Ридург, — или добавить для вразумления?

— Достаточно, хозяин, — внешне спокойно ответил Гаор.

— Примем на веру, — улыбнулся Ридург. — Чего тебе сейчас дать? Пожрать или покурить?

«А того и другого нельзя?» — мысленно ответил Гаор, но вслух сказал:

— Как хотите, хозяин.

Ридург рассмеялся.

— Хитёр. Ну, пожри сначала.

Первый кусок новокупленному рабу хозяин должен дать из своих рук.

И потому Ридург отошел от него к фургончику, достал запечатанный пакет с бутербродами и протянул.

— Бери. Лопай.

Гаор осторожно, не приближаясь вплотную, подошёл и, протянув руку, взял пакет, сразу отступив на шаг.

— Спасибо, хозяин.

В его голосе не было и намёка на искренность благодарности, но у Ридурга это вызвало не гнев, а насмешливую улыбку. Парень настолько явно боялся его, что это даже льстило самолюбию.

Гаор вскрыл пакет и впился зубами в бутерброд. Есть он и вправду хотел сейчас больше, чем курить. Но глаза его, пока он перемалывал готовые сдвоенные бутерброды с непонятной прослойкой между тоненькими ломтиками хлеба, настороженно следили за каждым движением хозяина. Доев, он скатал промасленную бумагу в тугой комок и отбросил в ту же лужицу к окурку. По морде он получил, еду тоже, дальше что?

Ридург достал пачку и вытряхнул себе на ладонь сигарету, насмешливо глядя на раба. Парень открыто, даже демонстративно старается держать дистанцию, попробуем подманить на сигарету. Ишь ты, смотрит, не отрываясь, но не подходит. Чего же он так боится? Это отстойник или… Гархем! Да, если парень познакомился с некоторыми его привычками, то его страх понятен, и… ну, пусть ещё побоится, рабу полезно.

— Как назывался?

— Рыжий, хозяин, — ответил Гаор, с трудом отводя взгляд от сигареты.

«Дразнишь, сволочь? Так я не поддамся».

— Ладно, — кивнул Ридург, — оставайся Рыжим.

«Пошёл ты… думаешь, осчастливил? Хрен тебе я что попрошу, только сунься».

Ридург спрятал пачку, сунул сигарету в рот и закурил. Пыхнул дымом в сторону раба и удовлетворённо усмехнулся, увидев, как непроизвольно дрогнули ноздри. Ишь ты, и упрямый, и гордый. Да, тут одной оплеухой не обойтись, но и нахрапом я тебя брать не буду, сам упрыгаешься и по струнке ходить будешь.

— Садись за руль.

— Да, хозяин, — ответил Гаор, осторожно проходя мимо хозяина к машине так, чтобы между ними оставалась прежняя дистанция.

Вот аггел, ведь рядом, сволочь, сядет, но авось прямо за рулём лапать не полезет, аварии побоится.

Ридург дал ему завести машину и прогреть мотор и, докурив в две затяжки сигарету, выкинул большой окурок и сел в кабину.

— Поехали, выруливай на дорогу.

— Да, хозяин.

Выбравшись на шоссе, Гаор выразительно покосился на хозяина: дескать, теперь куда?

— Налево и прямо.

— Да, хозяин.

Ридург откинулся на спинку, с удовольствием ощущая, как уверенно управляется машина. Да, в этом он не прогадал: парень и в самом деле неплохой, скажем так, шофёр. А после училища и работы у Сторрама и в карте должен разбираться.

Гаор сразу оценил состояние машины. Работали с ней вполне профессионально, и если это сам хозяин, то… то такому очки не вотрёшь, придётся вкалывать по-настоящему. Но это-то пустяки, это он сможет, да он на всё согласен, лишь бы… лишь бы не то. Еды, конечно, было маловато, и с сигаретой его классически прокинули, показать показали, поманили и не дали, но, если этого хозяину будет достаточно… ладно, это всё пока побоку. А далеко как от Аргата отъехали, и, похоже, точно — на Дамхар направление. Скорость за восемьдесят, и явно мотор потянет и больше, но приказа не было, так что будем держать эту.

Лес то смыкался зелёными сплошными стенами, то отступал, открывая холмистую равнину с полями и далёкими поселками. В ясно-голубом небе отдельные облака клочками ваты и неразличимо чёрная точка плавающего в вышине коршуна. Вдоль дороги чуть запылённая, но ещё яркая зелень только что пробившейся травы. Может… может, и обойдётся. Он так хочет, чтобы обошлось. Мать-Вода, пронеси меня…

Ридург незаметно для себя задремал, откинув голову на спинку сиденья, настолько плавно шла машина. Всё-таки умотал его Аргат. Слишком уж многое намешано в этом городе. Да, финансы там крутятся большие, но большие финансы — это большой риск. А он не может рисковать. И так почти всё оставленное отцом, и нажитое, и родовое, пришлось пустить в ход. Но… но надо. Он должен думать не о себе, а о семье. Сыновья, дочки, жена — они, их благополучие, их будущее на нём и только на нём. Усадьба помогла выжить, но не поможет прожить. Двадцать рабов, да, вместе с новокупкой, двадцать, и с этим он должен наладить дело, которое сможет обеспечить его настоящее и будущее детей. Времена меняются, и